Премия Рунета-2020
Якутия
-11°
Boom metrics

Михаил Горевой: Кино — шанс накормить моего внутреннего зверя

Артист, снявшийся недавно с Томом Хэнксом, рассказал, почему нельзя сравнивать Спилберга с Михалковым, как придумал целый диалог для фильма известного режиссера, и что тот ему в ответ подарил
Михаил Горевой: «В Голливуде не воруют такими масштабами, как в российском кино!»

Михаил Горевой: «В Голливуде не воруют такими масштабами, как в российском кино!»

Фото: Татьяна ПОДЪЯБЛОНСКАЯ

Шнейдеров:

- Анна Пешкова и Давид Шнейдеров в студии. У нас в гостях представитель высшей лиги отечественного кинематографа. Очень трудно, почти невозможно представлять друга. Я, когда ехал на эфир, пытался вспомнить, сколько лет мы знакомы. Совершенно не могу понять. Сколько я помню себя в кино, столько времени я помню Михаила Витальевича Горевого. С которым нас связывает дружба. Потому что у нас не только киношные отношения. Помимо того, что Миша – блистательный актер, потрясающий театральный режиссер, он педагог. У него были молодые актеры. И я с его актерами занимался актерскими тренингами. Я знаком с его сыном. Митя Горевой фотографировал для меня. Здравствуй, Миша!

Горевой:

- Здравствуйте, люди добрые! Мне очень сложно сейчас будет вести эфир. Потому что напротив меня сидят целых пять прекрасных девушек, студенток Давида. И я волнуюсь. Но я отвечу на все вопросы честно и откровенно. Обещаю!

Шнейдеров:

- Тогда несколько слов, что про тебя пишут в интернете. Окончил Школу-студию МХАТ у Владимира Богомолова. Начал карьеру в «Современнике». Уехал в Америку с женой и маленьким сыном. Был без работы, без языка. Работал официантом, таксистом, развозил пиццу.

Горевой:

- Чего только ни делал.

Шнейдеров:

- Потом выучил язык, работал в Бостоне переводчиком.

Горевой:

- Да, было. И не только переводчиком. Универсальный солдат. И сейчас я универсальный солдат российского театра и кино. Могу всё. Не только быть режиссером и продюсером, но могу, если надо, и уборщицей быть, и гардеробщицей. Мне моя профессия нравится целиком.

Шнейдеров:

- Я замучился перечислять и вспоминать все Мишины работы. Для меня самые любимые фильмы –«Дом солнца» Гарика Сукачева. Обожаю это кино. Один из лучших вообще российских фильмов.

Горевой:

- Так и есть.

Шнейдеров:

- Честная, трогательная и чистая картина.

Горевой:

- И еще шикарная по изображению. Кино – искусство изобразительное.

Шнейдеров:

- У меня в гостях был один из создателей этого фильма – Иван Иванович Охлобыстин.

Горевой:

- У него вчера был день рождения. Добрался-таки до полтинника. Тебе привет от нас с Давидом и поздравления.

Шнейдеров:

- «Умри, но не сейчас» - единственный русский артист, который попал в фильм о «Джеймсе Бонде». Снимался с Пирсом Броснаном. «Шпионский мост» Стивена Спилберга. Фильм «Точка» - фильм Юры Мороза. Фильм хорошего моего друга Павла Санаева «На игре». Фильм Егора Баранова при участии Ивана Охлобыстина «Соловей-Разбойник. И огромное количество сериалов. Расскажи мне о двух дебютах – в театре и в кино. Самый твой первый выход в театре после Школы-студии МХАТа на сцену и твое первое появление под камерой.

Горевой:

- У нас был очень талантливый курс, наглый. Мы как раз выпускались на переломе, в этот перестроечный момент, когда демократы боролись за Ельцина. Мы были как раз такими либералами. Мы – это наш курс. Наш курс состоял из детей разных народных. Там учились и Слава Невинный, и Михаил Ефремов – всеми любимый персонаж. И Маша Евстигнеева. И еще ребята. И из нас, вернее, как из нас, мы из нас родили театр, который назывался «Современник-2». Наши дипломные спектакли, а потом и специально поставленные мы работали, играли в «Современнике». Это было два года невероятной, удивительной жизни, с одной стороны, вдохновенной и радостной, с другой стороны, наполненной всякими интригами. Руководил нами наш лидер Михаил Ефремов. Мы тогда были молодыми, дурными. И, честно сказать, эту прекрасную идею такого яркого, зубастого, наглого, эпатажного театра, в общем, мы ее про… Из-за чего? Из-за максимализма юношеского. Из-за того, что кто-то был надо мной начальник – мой однокурсник? Да не будет этого! Короче говоря, именно там состоялся мой дебют на профессиональной сцене в спектакле Михаила Ефремова «Тень». Я играл главную роль – ученого. Тогда еще был жив Витя Цой. А у нас как раз в спектакле звучали его песни. Это были только самые первые моменты вот этого воздуха, который мы получили после вот этого удушающего приема, который назывался «Советский Союз» долбаный.

Шнейдеров:

- Расскажи про первые ощущения от кинодебюта.

Горевой:

- Впервые я попал на съемочную площадку то ли в 1986, то ли в 1987 году. Еще мы только выпускались из Школы-студии МХАТ, где я учился сначала у Виктора Карловича Монюкова, потом закончил у Богомолова. И нас позвал с нашего курса несколько человек к себе в работу Александр Наумович Митта. Мы снимались в кинофильме «Шаг», где главную роль исполнял Филатов мужскую, а главную женскую роль, это была история про вакцину, еще этот фильм назывался «Живая вакцина», японская актриса Комаки Курихара. Режиссер Митта. Именно там мы познакомились впервые с Гариком Сукачевым и Серегой Галаниным, с «Бригадой С». И с того момента не расстаемся 30 с лишним лет, мы счастливо прожили вместе с нашими братьями рок-н-ролльными. В общем, от моей встречи с кинематографом многое изменилось в жизни моей. Я правильно стал дышать, правильно понимать: в депутаты не пойду ни за что. Если даже позовут – не пойду я. Не хочу, чтобы мне было стыдно.

Шнейдеров:

- Бывают случаи, когда ты отказываешься от работы? Какие основные причины отказов?

Горевой:

- У меня три категории интереса. Основной, главный интерес – это мясо. Творческое мясо. Насколько это интересно по профессии, насколько это возбудит меня. Поскольку так или иначе все равно я работаю прежде всего для себя, это мой шанс накормить моего внутреннего зверя, который сидит и каждый день хочет наесться творчески. Его можно накормить либо театром, либо кино, либо поэзией, либо аудиокнигами. Но он хочет жрать всегда. Второе – это деньги. И только третье – это известность, всякие там журналы и прочие разные телепередачи.

Шнейдеров:

- Я бы тут уточнил.

Горевой:

- Сначала творчество, потом деньги, а потом слава.

Шнейдеров:

- Что важнее – сценарий или режиссер?

Горевой:

- Это два очень важных обстоятельства. Блин, да мне и то, и другое важно. Это надо как-то взвесить. Если меня позовет Фомин или Дима Иосифов, или Стивен Спилберг, наш товарищ, то я даже и не буду читать сценарий.

Шнейдеров:

- Но ведь возможно – не очень хороший сценарий, вот он не нравится. С режиссером встретился, говоришь: буду!

Горевой:

- Да, конечно. Это возможно.

Шнейдеров:

- А бывает: отличный сценарий, а из-под рук режиссера выходит то, что выходит.

Горевой:

- Да, но это все равно риск. Но есть возможность помочь режиссеру. Надо посмотреть, вменяемый или невменяемый человек. Я так уже давно в профессии и так прекрасно при этом выгляжу. Ты начинал с того, что мы с тобой давно знакомы. Давно, но еще нормально, еще не стыдно на себя в зеркало посмотреть. Правда, девчонки?

Пешкова:

- У вас были такие роли, на которые вы изначально не хотели соглашаться, но что-то вас заставило принять это предложение?

Горевой:

- Да, конечно. Деньги.

Шнейдеров:

- А что, не бывало, что режиссер убеждал?

Горевой:

- Когда костлявая рука голода хватает тебя за кадык, а у меня, ребята, четверо детей и трое внуков. Да, да, кто рано начал, тот быстро кончит.

Шнейдеров:

- А сколько лет твоему младшему ребенку?

Горевой:

- Старшей дочери 29, а младшей дочери 5 еще не исполнилось. И внуки у меня разнообразные. Это моя профессия. Я неплохо с ней справляюсь. Мое ремесло, я им зарабатываю деньги. И, черт возьми, когда нужно кормить детей, иногда даже, когда ты видишь, что фигня какая-то, все равно идешь и честно делаешь свою работу. Главное – я понял, что нужно делать. Нужно просто честно делать свою работу, так, чтобы зритель не считал, что ты его обманываешь и воруешь у него. Ну, что ж делать? Идешь и работаешь. И я горд, что я своей профессией могу нормально достойно жить. Потому что, к сожалению, большинство моих коллег, это такая профессия, это только кажется, что все тут такие звезды, такие все прям раззвезды, нет, очень мало людей становятся действительно…могут прожить и прокормить свою семью на эти деньги.

Пешкова:

- Для вас актерское мастерство – это в первую очередь талант или упорный труд?

Горевой:

- Это не «или – или». Талант – это то, что от Господа Бога и от папы с мамой. Без этого, конечно, невозможно. Нет, почему, можно упорно трудиться и стать великим мастером, технарем, техническим артистом прекрасным. Это никогда не было плохо. Но у них не бывает или бывает редко вот это просветление, то, что Евстигнеев называл вольтовой дугой, вот этот катарсис. Когда это просто настолько круто, никакой в мире, наверное, наркотик не может сравниться с тем ощущением счастья и правоты, которое ты испытываешь и ты видишь, что зритель твой тоже тебе отвечает. Особенно в театре это хорошо чувствуешь. Вот тогда тебя тащит! Вот ради этого стоит жить.

Шнейдеров:

- Каким образом официант из рыбного ресторана, таксист, развозчик пиццы попал в американское кино?

Горевой:

- Это было еще в Советском Союзе, в 1990 году, когда здесь снимался маленький кинофильмик, малобюджетный, он был между Россией и Америкой. И у меня там была небольшая, но нормальненькая роль такая. Это я только кончик носа засунул туда. А по-настоящему я попал в кино, это удивительно, когда я жил там три года. Я пытался, конечно, прорваться куда-то. Я тыкался в Нью-Йорке во всякие агентства. Никому ты там особо на фиг не нужен. Они не особо внимательно относятся к своим вот этим русским. Но когда вдруг открылась возможность и когда понадобился артист русский в картину о Джеймсе Бонде, они стали разыскивать, я просто все картины, которые получил большие, и Джеймса Бонда, и Стивена Спилберга, вот вчера была премьера с Джеки Чаном, я всегда получал по этому кастингу, который присылается, ты сам себя снимаешь, тебе приходит сцена, ты снимаешь ее хоть на Айфон и отправляешь в Америку. И вот они решают. И вот я во все роли попал честно, интеллигентно, пройдя кастинг наряду со своими артистами, коллегами.

Шнейдеров:

- Играет в Голливуде роль российское театральное образование?

Горевой:

- Они очень интересуются этим. Они очень уважают и знают, интересуются нашей актерской школой. Но там бывают некоторые смешные вещи. Говорят: о, Станиславский! Когда будете в Москве, передайте привет ему! Они пытливый народ. Потому что там считают деньги. Если уж он пошел учиться, значит он заплатил, ох, он тебя будет выжимать. Приходилось мне и там преподавать. Я даже об этом подумываю. У меня есть блестящий товарищ Бернард Хиллер, который специалист, учитель, я бывал на нескольких его уроках в Лос-Анджелесе и понял: черт возьми, и я так могу! И даже не хуже могу. Пойду-ка я… Важно, они интересуются, все задают одни и те же вопросы по театральной школе, по этим тайнам русской театральной школы.

Шнейдеров:

- Ты сам не пробовал там в какую-нибудь школу сходить?

Горевой:

- Да зачем мне там учиться? Пусть репетируют те, кто играть не умеют.

Шнейдеров:

- Это правильно. Пусть они у нас учатся, а не мы у них.

Пешкова:

- Каково это – быть сегодня актером в России и в Америке? В чем принципиальная разница?

Горевой:

- Да, ребята, очень много разницы. Вроде и на площадках, и вообще в жизни… Основная, по крайней мере, сейчас основная разница, которую я вижу не только в актерском нашем существовании, но вообще в кинематографе, у нас же сейчас Год кинематографии, я поэтому имею право как кинематографист высказать свою кинематографическую мысль на этот счет, сравнивая американскую кинематографию или, скажем, европейскую, и нашу. Принципиальное различие в том, что мы снимаем наше кино как на войне. Мы каждый раз, каждый съемочный день совершаем подвиг. Это каждый раз у нас Сталинградская битва. Мы работаем вопреки. Вопреки отсутствию денег, вопреки плохому генератору…

Шнейдеров:

- Игорь Жижикин на вопрос, в чем разница между российским кино и американским, ответил одной фразой: «Не воруют!»

Горевой:

- Игорь абсолютно прав. Не воруют в американском и европейском кино. Они зарабатывают. Они сначала тратят деньги на то, чтобы снять хорошее кино, а потом пытаются это хорошее кино хорошо продать и заработать. И разницу уже поделить и положить себе в карман. А у нас, конечно, по-другому. У нас сначала воруют половину, потом на оставшуюся половину, и тоже не целую, заставляют снимать кино. Но дело в том, что эта схема у нас работает не только в кинематографии. Везде – в медицине, в образовании, везде, особенно, как мы знаем, все, что связано с властными и прочими правоохранительными органами. Я говорю о том, что в Год кинематографии касается конкретно нас. Мы работаем, кинематографисты, как на войне. Мы создаем вопреки отсутствию денег, иногда плохому питанию. Это так важно – вкусно питаться.

Шнейдеров:

- А до этого был термин – «кинокорм».

Горевой:

- А сейчас – «Киноеда».

Шнейдеров:

- В Америке как кормят на площадках?

Горевой:

- Это отдельная история. Дорасскажу о том, что болит. Вопреки воровству денег, вопреки тому, что иногда говорят: слушайте, а вы не могли бы в своем костюме? У вас же есть черный костюм? Приходите в своем костюме, у нас совсем нет денег на костюмы. Мы создаем кино вопреки здравому смыслу и обстоятельствам. Там люди профессионально работают. Они высокие профессионалы. Причем там человек, который занимается костюмом, никогда не полезет в режиссуру. Там никто не будет ходить и подсказывать, как что делать. Но каждый будет выполнять свою работу на сто процентов и будет за нее держаться и дорожить. А кормят там офигенно. Там все время люди жуют. Очень вкусно, большой выбор.

Шнейдеров:

- Можно себе представить такое, что парень, который занимается одним из прожекторов, пойдет держать микрофон для озвучальщика?

Горевой:

- Никаким образом. Это невозможно никак, ни за что. Но зато он уж про свой прожектор знает всё. Он знает, куда его направить, как сделать луч поуже или пошире, каким цветом. Ребята, там профи. Там смотришь и любуешься, как они каждый делает свою работу. И причем они ведь уважают друг друга. А как они умеют радоваться за твои победы! Как искренне, громко и во всеуслышание! Они умеют хвалить, умеют подойти и поздравить, просто поддержать. Это круто, ты чувствуешь себя на площадке частью семьи. Я много… ну как – много, я еще хочу, но я достаточно снимался за рубежом, чтобы сказать: там индустрия, там правильно. А у нас здесь маленькая ремесленная мастерская. Иногда выходят очень замечательные, красивые, вкусные, умные проекты, фильмы. Но это не индустрия, это недоразумение.

Шнейдеров:

- Штучный товар.

Горевой:

- Вопреки здравому смыслу. Но это такая… А у них завод по производству хорошей обуви, скажем.

Пешкова:

- Ощущаете вы себя каким-то особенным за рубежом из-за того, что вы российский актер?

Шнейдеров:

- Были знаки уважения со стороны Стивена Спилберга, что ты русский артист, что за тобой этот самый Станиславский?

Горевой:

- Не знаю. Уважение приобретаешь, когда люди попадают с тобой на площадку. Когда ты попадаешь на площадку, то ты сразу понимаешь, кто напротив тебя. Внутри у меня и у артистов, которые разбираются в профессии, находится некий прибор, который, я не знаю ему название, так называемый чувственнометр, что ли. Прибор, похожий как в самолетах, который определяет «свой – чужой». Напротив меня сидит Том Хэнкс, мы с ним только встретились, только начали репетировать. Причем мы, как хорошие мальчики, репетировали загодя. Мы вчера пришли на репетицию, чтобы сегодня быть на площадке подготовленными.

Шнейдеров:

- В американском кино репетируют?

Горевой:

- Да, мы репетируем, подробно репетируем, внимательно. И тот же Том Хэнкс позвал меня к себе в гостиницу. Мы с ним два-три часа репетировали. И вот тогда ты четко понимаешь, кто напротив тебя, какого уровня. Это не на вербальном, это не языком. Это внутри. Ты сразу чувствуешь, какая мощность человека, который напротив тебя находится. И сразу тогда… и вот тогда появляется профессиональное уважение. И спецы, такие как Спилберг, Хэгкс, Гари Олдман, который как раз… на «Шпионском мосту» я ездил к Тому на репетицию, а тут недавно я снимался в Лондоне тоже в американском кино, тут Гари Олдман пришел ко мне на репетицию. Старик, это так повышает самооценку, когда к тебе на репетицию приходит Гари Олдман.

Шнейдеров:

- Было такое, что ты сцену отыграл, и Спилберг сказал: Майкл, молодец?

Горевой:

- У меня есть моменты, когда он… хотите – скажу, ладно. Как-то мы с ним шли по мосту, причем вдвоем. Шли на площадку: «Майкл, пошли!» Идем мы с ним по этому мосту. Он говорит, он в шапке с ушами все время, только не ушанка наша, а с козырьком и уши, холодно потому что. Летит бумажный снег, не тает, во рту застревает. И он говорит: слушай, Майкл, я тебе так скажу. Я смонтировал первую часть. Там у нас одна часть на мосту, а одна часть в кабинете. Вот кабинетная часть. Он говорит: я смонтировал, здорово получилось. Я хочу тебе сказать, я обычно не хвалю артистов своих, но тебе скажу самую лучшую похвалу, которая у меня есть: ты понравишься себе в моем фильме. Я говорю: Стивен, ты понимаешь, что ты мне сейчас сказал! Когда мы прощались на премьере в Берлине, я говорю: ты понимаешь, что у тебя есть один крейзи рашн, один сумасшедший русский, который в любой момент, всегда, только руку протяни, всегда пойдет с тобой в любую драку, за любой кипиш. Даже голодать согласен. Он говорит: Майкл, ты в команде!

Шнейдеров:

- Круто! Сейчас я представляю, как слушает приемник молодой артист, у которого вертится на языке вопрос: а что мне сделать, чтобы туда попасть? Я знаю язык…

Горевой:

- Если ты знаешь язык… Первое – учи язык.

Шнейдеров:

-Он выучил. Дальше что делать?

Горевой:

- Прежде всего, конечно, нужно работать с агентом нынче. Один ты никуда не пройдешь.

Шнейдеров:

- Артист живет в Москве.

Горевой:

- Сначала найти московского агента, местного. Через агентов приходят зачастую и импортные фильмы. Я попадал во все зарубежные картины через кастинг отсюда. И отсюда я уже ехал при полном параде, рашн стар. Там относились очень круто. Если выучил язык – бейся, не сиди на заднице, шевелись. Тыкайся туда, отправляй резюме, здесь уже появляются люди, которые работают с Америкой. Я даже думаю школу организовать. Я тебя буду звать туда. Американскую, на английском языке. Чтобы сделать мост между Америкой. А кто еще, кроме меня, это будет делать?

Шнейдеров:

- Никого.

Горевой:

- Я объявлю, когда!

Шнейдеров:

- Поговорим о том, как именно готовят актеров для кино и для театра у нас и в Америке? У нас основные театральные институты – Щука, Щепка, ГИТИС, МХАТ, ВГИК.

Горевой:

- ВГИК – это кинематографический. Еще есть ЛГИТМиК. Невероятной силы институт в Питере.

Шнейдеров:

- Технологии обучения актеров во ВГИКе и в Щуке принципиальной разницы не имеют. Как в Америке?

Горевой:

- Я согласен с тобой, к несчастью, это так. У нас я сам преподаватель ВГИКа. И нет разницы практически обучения актера кино от актера театра. А это разные профессии. В Америке, что касается театра, они послабее нас. Наша театральная школа действительно намного сильнее. Потому что имеет корневую систему более чем двести лет. А у них нет такого опыта. Они в театре послабее. Но зато в кино, конечно, это технологическое, современное искусство, они впереди планеты всей. И отдельно обучаются актеры кино и театра. Школы находятся в разных городах. Даже если университет Emerson College, один из известнейших американских университетов, в Лос-Анджелесе они готовят актеров кино, а если ты хочешь стать актером театра – поезжай в Бостон. Потому что в Бостоне в том же Emerson College есть курсы актерского мастерства.

Шнейдеров:

- Бостон очень театральный город, а Лос-Анджелес – киногород.

Горевой:

- Такая Мекка кино. Там стоят заводы по производству кино. Все эти Paramount Pictures, Universal Studios – это действительно огромный… Кстати, я ходил к Стивену Спилбергу в DreamWorks, это совсем не такие заводы. Это как бы мозговой центр. Это небольшая территория, на которой расположено несколько милых двухэтажных зданий. И там работают художники, режиссеры, криэйторы, которые занимаются только креативом. А если им нужно снимать, они идут и нанимают. Так что образование разное. У нас театральная школа сильнее, кинематографически они лучше нас. И еще у них есть система тренингов. Бернард Хиллер, мой товарищ, блестящий коуч – тренер. Сейчас у нас тоже появляется эта дисциплина. Он был тренером таких ребят как Де Ниро, Аль Пачино, его товарищ. Эти большие артисты раз в году, два раза в году ходят на эти курсы, на занятия. Курс выходного дня – за два дня. Я тоже думаю об этом. Меня так вставляет учить детей.

Шнейдеров:

- Я вспомнил чудную сцену из фильма Виктора Гинзбурга «Generation П». Когда герой Владимира Епифанцева приходит к герою Гордона, говорит: я тебя зову на работу. Кем? Криэйтером. Творцом, что ли? Каким, на х…, творцом? Криэйтером. Давай поговорим о Спилберге.

Пешкова:

- «Шпионский мост» - это фильм про события холодной войны. Отражена ли в нем и современная политическая ситуация в мире?

Горевой:

- Разумеется, ребята. Это настолько современный фильм, это настолько крик великого мастера кинематографии Стивена Спилберга. И слава богу, что и мой голос хоре этом звучит. Крик сейчас: «Остановитесь! Посмотрите!» Тогда, 50 лет назад, нашлись умные люди, которые остановили этот ужас и войну. У нас Хэнксом есть сцена, где герой Хэнкса спрашивает меня: вы понимаете, что следующая ошибка, которую могут сделать лидеры наших государств, может быть вообще последней ошибкой в мире, на земле? Разве сейчас не так? Он спрашивает моего героя: когда Абель вернется в Россию, он будет в опасности? И мой герой, кагэбэшник лютый, говорит: судя по тому, как дела развиваются нынче, мы все в опасности. А что, сейчас не так? Сейчас гораздо хуже. Потому что атомные бомбы и прочие разные ракеты стали лучше и летают они быстрее. И убить могут гораздо быстрее. Средства для убийства человечества за 50 лет стали только более изощренными и жестокими. Именно об этом этот фильм. Он очень современный.

Шнейдеров:

- Там в финальной сцене неоднозначное отношение к русским. Проблемы между двумя странами никак не отразились на отношении к тебе, к русским артистам, на твоих взаимоотношениях с Хэнксом, со Спилбергом? Не говорили, что у тебя злодей Путин? Не было такого отношения к русским?

Горевой:

- В кинофильме «Шпионский мост» главная роль у Тома Хэнкса. Но главный герой картины – это советский разведчик Абель. Он герой, он стойкий мужик. А Пауэрс – его оппонент с американской стороны, слабак и предатель.

Шнейдеров:

- Вот так?

Горевой:

- Ты же видел кино. А что, нет? А что, разве нет? Да! Советский разведчик, герой! Так и есть. И артист, великолепный английский артист Марк Райлэнс, мой товарищ и коллега, блистательный человек и артист, получает «Оскара» за исполнение роли советского шпиона, героя фильма Стивена Спилберга. Он герой картины. Вот вам ответ. «Оскара» получил за исполнение Абеля, Абель – советский разведчик, главный герой картина Спилберга. Есть еще вопросы?

Пешкова:

- Почему российских актеров редко приглашают сниматься в Голливуд?

Горевой:

- Видите ли, там считают деньги. Дело в том, что почему нет русских звезд такого уровня, как, скажем, Аль Пачино, Де Ниро? А испанские есть, такие как Сальма Хайек или тот же Антонио Бандерас, Хавьер Бардем – блестящий артист. Просто комьюнити испаноязычная в Америке очень большая. Много народу, который может прийти в кинотеатр и заплатить деньги. Им нужны свои герои, свои звезды. И поэтому я лично очень надеюсь, что сейчас с возрастанием количества наших… наши же бегут отсюда туда, значит сейчас там будет еще больше нашего народа, им понадобятся свои звезды англоязычные. И я буду рассчитывать на то, что я буду не последним в этой очереди претендентов на звезду в Америке. Это шутка. Не подумайте… я шучу с вами.

Шнейдеров:

- Мне Дастин Хоффман однажды сказал: я не кинозвезда, я – киноактер.

Горевой:

- В кино очень много ждешь. Ты можешь полдня, а то и целый день просидеть, чтобы вечером войти в кадр. Том Хэнкс говорит: актерство бесплатно, мне самому это нравится, они мне платят за то, что я жду.

Шнейдеров:

- Почему в России не хотят смотреть русское кино?

Горевой:

- Я не знаю, я, например, хочу. Может быть, потому что разочаровываются часто. Плохого кино и в Америке много.

Шнейдеров:

- Но их снимают 900 в год, а у нас – сто.

Горевой:

- И там хорошего кино просто больше.

Шнейдеров:

- Там просто кино больше.

Горевой:

- Конечно, нельзя сравнивать. Это все равно что сравнивать огромный завод и маленький свечной заводик.

Шнейдеров:

- Мы как-то попросили слушателей ответить, какое самое слабое месть российского кинематографа. Они назвали два: сценарий и актерская работа. А на твой взгляд?

Горевой:

- Продюсерское воровство. Что не дает развиваться нынешней кинематографии? Воровство на площадке, воровство со стороны кинопроизводства и несправедливый прокат. В кинотеатре отбирают половину.

Шнейдеров:

- И в Америке кинотеатры отбирают половину.

Горевой:

- Дорогие друзья, нет, в Америке так начиналось. Но сейчас в Америке студии сами открывают свои кинотеатры и прокатывают фильмы. Невозможно дышать. Мне представляется, что это рэкетирство какое-то. Кинотеатр зарабатывает еще и на всяких бубликах, попкорнах. И это бандитизм.

Шнейдеров:

- Кинотеатры тратят деньги на оборудование, на строительство и прочее.

Горевой:

- Однажды они тратят эти деньги…

Шнейдеров:

- Постоянно модернизируют.

Горевой:

- Ты считаешь это справедливым?

Шнейдеров:

- Есть ли у нас проблемы в кинообразовании?

Горевой:

- Есть проблемы. Мы можем сделать это лучше. У нас есть не проблемы, а есть куда двигаться. У нас есть пространство…

Шнейдеров:

- В американском кино есть такая профессия тренер по диалогам. В русском кино есть?

Горевой:

- Нет. Ну и что?

Шнейдеров:

- Есть там супервайзер сценария?

Горевой:

- Да.

Шнейдеров:

- А в русском кино нет. а ты говоришь…

Горевой:

- Ты спрашиваешь про актерское образование…

Шнейдеров:

- Все, понял.

Горевой:

- Не верьте, когда говорят, что у нас плохие артисты. У нас достаточно шикарных, блистательных артистов. Посмотрите на Женю Миронова. Если кто не видел фильм «Достоевский», посмотрите. Это блистательно! У нас Мария Аронова! Посмотрите, как работают актеры. У нас много актеров. Дышать не дают.

Шнейдеров:

- На этой оптимистичной ноте мы заканчиваем это интервью.